День четырнадцатый. На западе.
Сменив две электрички, среди ночи добрались в Тернополь. Поезда ходят с темными окнами, отключен лишний свет в городах - так что получили редкий подарок: шикарное звездное небо, видное из центра большого города.
Большая часть уезжающих из зоны боевых действий едет во Львов, и теперь город переполнен людьми настолько, что ехать туда нас отговаривало несколько человек. Но и в Тернополе, и в Ивано-Франковске почти невозможно найти нормальное жилье. На вокзалах Западенщины поезда с востока встречают волонтеры, и ориентируют, куда хотя бы на пару дней разместиться временно перемещенным - в ход идут детские сады, дома отдыха, школы, здания церковных общин. Развозят приезжих централизованно. Сидишь такой, никого не трогаешь, а к тебе приходят тетушки и наперебой предлагают то чай, то кофе, то поесть...
По сравнению с опустевшим Киевом Тернополь - остров почти нормальной жизни. Можно в кои веки посидеть в кафе (в условиях сухого закона здесь даже чай готовят так, что даст фору иному коктейлю). И шаурма, о блаженство. Мир заплетается в странные узлы: хозяином лавки оказался выходец из Алеппо. Говорили про ту войну и жизнь в многострадальном городе; получили в качестве угощения крепкого арабского кофе.
...
Чем дальше от линии фронта, тем толще диверсантомания. Первый раз задержали с утра на вокзале, после чего потерял два часа жизни и немного нервов. Подозрительность соседствует с полным раздолбайством - московского “диверсанта” привели в отдел полиции и надолго бросили одного без присмотра в комнате, полной оружия.
.
Вечером нас остановил юный тероборонец, который - кто-то должен был это сделать! - решил проверить меня тем самым словом “паляниця”, которое, по легенде, ни один москаль произнести не может, и потом с восторгом вызывал подкрепление, заставляя держать руки на виду. Очевидно же, что члены ДРГ ходят по городу с большими туристическими рюкзаками и российскими паспортами наперевес.
...
Отвезли матушку А., поехавшую с нами из прифронтового Вышгорода, и ее кота Барбариса в село под Тернополем, переждать трудные времена. Дали комнату в местной школе, переоборудованной под прием вынужденных переселенцев.
Для меня Западенщина и так всегда помнилась не “бандеровским” своим колоритом, а гостеприимством и открытостью селянской религиозной земли. А теперь, когда меня, россиянина, вместе с беженцами-харьковчанами накормили и были готовы принять, что-то я на этом месте, товарищи, поломался слегка.
Такие дела.